Informburo.kz записало монологи двух гомосексуальных пар, которые были вынуждены мигрировать из Казахстана в страны Европы, чтобы избежать преследования со стороны общества.

Алексей и Денис

Алексей Губанков и Денис Савчук вместе семь лет. Они скрывали свои отношения от родственников и коллег. Но после того как об их связи стало известно, жизнь пары превратилась в кошмар. Алексей и Денис бежали в Германию и попросили убежища, но им отказали. Сейчас они живут в ожидании суда, пару могут депортировать в Казахстан.

Эти семь лет превратили нас в одно целое

В 2010 году мы познакомились в социальной сети Mail.ru. Мы встретились, прогулялись до центра города, пообщались. Оказалось, у нас много общего. Мы начали встречаться чаще, потому что очень друг другу понравились. С 10 апреля и по сей день мы вместе. Эта дата теперь является годовщиной нашей встречи. Я действительно обрёл человека, с которым могу разделить всё в своей жизни. И радость и печаль. Могу положиться на него в трудную минуту и сам стать ему той опорой, которой ему не доставало в час слабости. Я действительно полюбил.

Эти семь лет превратили нас в одно целое. Мы всё старались делать вместе. После работы проводили время у меня, или у него дома. Моей маме Денис был представлен как просто близкий друг. После окончания практики, в июле 2010 года я устроился на работу. Так как мы с Денисом всё делали вместе, на нас со временем начали косо посматривать окружающие, особенно коллеги. Начались вопросы типа, почему после работы вместе всегда? Почему Денис меня иногда с работы забирает?

"Я даже дышать не хочу рядом с такими выродками"

В нашем городе так принято – все всегда интересуются всеми. Все постоянно обсуждают всех вокруг, тем более что город маленький. И это было бы очень хорошо, если бы это шло от искреннего желания помочь. Но, к сожалению, всё совсем наоборот. Начались частые "подколки" со стороны коллег по поводу того, что мы, наверное, другой ориентации. Я всё отрицал, конечно, потому, что открыто признаться в этом было равносильно самоубийству.

Мы с Денисом старались особо не попадаться на глаза. Встречать он меня почти перестал, потому что не хотелось нам провоцировать гомофобов. Переубеждать таких людей бесполезно: они просто не слушают, они сразу начинают кричать про то, что мы развращаем детей, позорим мужчин и вообще мы содомиты, потому что Господь любит всех, кроме нас. Если начинаешь защищать геев и говорить, что они не такие, то автоматически попадаешь в разряд изгоя, которого все считают либо геем, либо защитником геев, что, в принципе, не лучше.

"Мама меня никогда не примет"

Весной 2012 года случилось то, что заставило меня точно убедиться в том, что моя мама меня никогда не примет таким, какой я есть. Это случилось весной. Была пятница, мы делали ремонт у меня в квартире и заработались допоздна. Так как Денис жил далеко, мама предложила ему остаться, было поздно. Он согласился, и я, конечно, тоже. Мы постелили ему в зале, а я спал в своей комнате. Когда мама ушла к себе спать, Денис пришёл ко мне в комнату, и мы долго лежали вместе, а потом нечаянно уснули рядом в обнимку. Мама моя уходит на работу к десяти часам, так что когда я проснулся, её уже дома не было.

К обеду я зашёл к ней на работу, чтобы спросить, нужно ли что-нибудь купить домой. Когда я зашёл, она была сама не своя, бледная и смотрела на меня с упрёком и подозрением. Она рассказала мне, что ночью она вставала в уборную и увидела, как мы спим вместе, обнявшись. Я остолбенел и просто не знал, что ей ответить. Она начала спрашивать меня давно ли мы вот так вот спим вместе, и сказала, что это сильное потрясение для неё. Я сказал ей, что сам с этим разберусь, и что это моя жизнь.

Вечером он подвёз меня домой. Мама сидела на кровати и, закрыв лицо руками, просто рыдала. Я подошёл к ней и сказал, чтобы она так не переживала, что всё будет хорошо. В ответ она начала говорить, долго ли это у нас продолжается и неужели у меня никогда не будет девушки, а у неё – внуков. Я не мог смотреть на неё в таком состоянии, и мне пришлось сказать ей, что это было случайно, что мы просто баловались и что такого больше не повторится.

Брат организовал травлю

В сентябре 2015 года мы находились дома у Дениса, где он жил вместе с родными. Старший брат приходит с работы обычно на час-полтора позже, чем мы, а маму можно было ожидать не раньше 8 часов. Мы легли обнявшись на кровать, заведомо зная, что у нас есть ещё как минимум около часа.

Спустя минут десять открылась дверь, и вошёл его старший брат. Испугавшись, я быстро встал и сел на стул, находившийся рядом с письменным столом. Денис приподнялся и сел с краю кровати, наверняка осознавая, что дёргаться уже нет смысла. Брат сделал вид, что ничего не заметил, задал пару вопросов по хозяйству и скрылся, захлопнув за собой дверь.

Старший брат Дениса не сказал ничего маме, побоявшись, что она этого не поймёт, но он позвонил и рассказал о происшедшем среднему брату, который в тот момент отбывал наказание в тюрьме.

Спустя неделю после этого случая начались звонки из тюрьмы от его среднего брата. В них содержались предупреждения, попытки наставить на путь истинный, а также угрозы, что, когда он выйдет, нам будет плохо.

К сожалению, мы не придали его высказываниям особого значения. Но после освобождения он начал строить нам козни. Сначала были угрозы, что он расскажет всё нашим родным, затем, что он расскажет нашим коллегам.

Поначалу это были просто звонки, но потом, придя на работу, я обнаружил свои вещи на полу возле мужской раздевалки. Коллеги сказали, что меня больше в мужскую раздевалку не пустят, и что я должен переодеваться в женской раздевалке, так как, по их словам, "я с мужским полом ничего общего не имею". После обеда начальник позвал меня к себе в кабинет и сказал, что коллектив не хочет со мной работать и в ближайшее время компания начнет искать мне замену.

"Это были самые страшные минуты в моей жизни"

Спустя несколько дней я шел домой после работы. Зайдя в подъезд и поднявшись, я увидел трёх молодых людей, двое были европейской внешности, один азиат. Я попытался пройти мимо них. Когда я приблизился к ним, тот, что стоял слева, ухватил меня за капюшон куртки и потащил в правый угол площадки. Они отрезали мне путь и начали спрашивать, из какой я квартиры и как меня зовут. Убедившись в том, что я тот, кто им нужен, один из них стал говорить, что я мужик и что я не должен заниматься такими вещами, что это грех, и что они такого не потерпят. Сказали, что если они ещё хоть раз увидят нас вместе, они нас либо прирежут, как баранов, либо скинут с крыши. Говорили что Казахстан – это мусульманская страна и что здесь таких, как мы, не потерпят.

После слов они перешли к действию. Один ударил со всей силы меня в живот так, что я не мог дышать, затем повалили меня на пол и начали избивать ногами. Один из них обошёл слева и ударил меня ногой по рёбрам. Пытались попасть ногами по лицу, но я закрывался руками. Послушав их разговоры, я сделал вывод, что это друзья или знакомые брата Дениса.

Это были самые страшные минуты в моей жизни, я просто кивал головой и соглашался со всем, что они говорят. Они заставили меня несколько раз повторить, что я никогда больше не буду спать с мужчиной и что я обещаю исправиться, или они нас прирежут. Один из них сказал, чтобы в полицию я не совался – у них там свои есть. После этого всего они расступились и пропустили меня на мой этаж. Подойдя к квартире, я долго не мог отрыть дверь. У меня очень сильно тряслись руки, и я не мог попасть в замочную скважину.

Придя в себя, я позвонил Денису и рассказал ему о случившемся. На следующий день мы встретились после работы и решили уехать на выходные из города. За выходные мы всё же решили, что в понедельник пойдём в полицию. Подойдя к дежурному, я сказал, что хочу написать заявление о том, что меня побили. Дежурный попросил у меня удостоверение личности. Получив его, он отошёл к телефону и позвонил кому-то. Долго разговаривал на казахском языке. Затем подошёл к нам, вернул удостоверение и сказал: ждите. Так мы и прождали до вечера, периодически спрашивая, чего мы так долго ждём. Около девяти часов двое человек с автоматами, которые находились там, подошли к нам и настойчиво попросили нас удалиться.

Денис отвёз меня домой. Так как мы не были юридически подкованы, мы решили поискать информацию в интернете, о том, что же нам делать в случае, если полиция отказывается принимать заявление. Попытались найти правозащитные организации, занимающиеся помощью ЛГБТ в Казахстане, куда бы мы могли обратиться за помощью и консультацией по нашему случаю. Но, к сожалению, найти нам ничего не удалось.

"Я вас предупреждал, чтобы вы не ходили в полицию?"

На следующий день Денис приехал домой после работы. В его комнате находились трое мужчин. Тот, кто был за дверью, схватил его за плечи и поставил его на колени. Брат Дениса тем временем сидел за компьютером и фотографировал нашу переписку в VK. Третий в тот момент сидел на кровати. Он начал угрожать тем, что они от нас избавятся, и избивать Дениса.

Закончив издеваться над Денисом, они начали собираться. Один из них сказал, что они в курсе, что мы ходили в полицию, и что там нам никто не поможет. Нам запретили туда ходить, угрожая расправой.

Ночью следующего дня нам разбили лобовое стекло машины. Денис вызвал полицию. Они приехали, осмотрели повреждение, попросили техпаспорт и удостоверение для составления протокола. Затем один отошёл в сторону и позвонил. Вернувшись, он сказал, что они не будут составлять протокол.

На следующий день Денис поехал в участковый пункт. Там он встретился с участковым которого он сразу узнал. Это был один из тех людей, который был у него дома.

Денис сказал, что он хотел бы написать заявление по поводу разбитого стекла автомобиля. На что последовал ответ участкового: "Я вас предупреждал, чтобы вы не ходили в полицию? Очень много машин в последнее время горят, ты должен быть благодарен за то, что только стекло было разбито. Вали отсюда!"

Бегство в Германию

Выйдя из участкового пункта, Денис позвонил мне и рассказал о случившемся. Мы долго разговаривали и пришли к выводу, что нам нужно уезжать, пока не поздно. Принимая во внимание угрозы в наш адрес, мы побоялись обращаться снова в органы правопорядка.
В связи с отсутствием визового режима, а также гомофобно настроенным обществом такие варианты, как Россия, Киргизия и остальные страны бывшего СНГ, где мы могли бы просить о помощи, отпали сами собой.

Мы начали оформлять визу в Германию. В августе нам пришлось покинуть Казахстан. Прилетев во Франкфурт-на-Майне, мы купили билеты до Берлина, так как до отъезда нашли в интернете организацию, помогающую русскоговорящим ЛГБТ-беженцам из бывших стран СНГ под названием Queer&Art, Russian queer in Germany. Именно туда мы обратились за помощью. Через пару дней мы сдались. И нас в этот же день отправили в Зириндорф, находящийся в Баварии, где находился распределительный лагерь для беженцев. Первые три дня мы жили в "Гараже" (помещение, напоминающее большой ангар), где находилось более 20 беженцев. За эти три дня мы сдали документы, и нас отправили в здание и поселили в комнате, где вместе с нами проживали ещё четыре человека.

При оформлении документов, необходимых для дальнейшего распределения, мы столкнулись с нежеланием переводчика оформлять нас как пару. Он заявил, что так нельзя делать. После этого нам пришлось написать письмо на немецком языке о том, что они обязаны нас оформить вместе. Весь следующий день с самого утра нам пришлось стоять возле здания регистрации и просить, чтобы нас приняли. Благодаря некоторым работникам лагеря нам всё же удалось попасть внутрь здания.

В окне регистрации мы обратились к женщине. Она прочитала наше письмо на немецком, и спустя несколько минут нам дали документ, в котором мы были зарегистрированы вместе.

В убежище отказано

Спустя две недели после дорожного интервью нас отправили в другой распределительный лагерь в Нюрнберге, где мы прожили восемь месяцев, за это время в октябре у нас было второе интервью.

21 декабря мы получили отказ в предоставлении убежища. На обжалование решения даётся всего две недели, а так как отказ пришел перед праздниками, у нас было от двух до трёх дней. Но наша адвокат все же успела подать иск.

4 мая нас отправили в город Вунзидель, где мы и живём по настоящее время в ожидании суда. Хочется сказать огромное спасибо людям из организации Quarteera, которые помогают нам на протяжении всего времени пребывания здесь, в Германии. Если бы не их помощь, неизвестно, что бы с нами сейчас было.

Олег и Никита

История Олега и Никиты нашла отражение в искусстве. Казахстанский театральный критик и драматург Ольга Малышева поставила документальную пьесу "Комьюнити" в Алматы, в которой рассказала, как подвергавшаяся постоянной дискриминации и гонениям пара эмигрировала в Швецию, где оказалась в миграционной тюрьме. От депортации Олега и Никиту спас резонанс, созданный журналистами и правозащитными организациями.

Первый радужный флэшмоб в Казахстане

Мы с моим партнёром вместе уже 10 лет. То, что мы должны покинуть страну, было обоюдным решением, это просто повисло в воздухе, и уже было бесполезно что-то обсуждать.

У нас был общественный фонд "Комьюнити" пять-шесть лет назад. Мы делали наиболее смелые и открытые шаги на тот момент по отношению к другим общественным объединениям. Мы сделали колоссальную работу, чтобы с помощью новых технологий получить доступ к аудитории и попытаться сплотить её. Мы два года подряд ходили и делали радужный флешмоб, мы запускали шарики. Это, по сути, был первый открытый event, дающий возможность ЛГБТ-людям выразить себя в Казахстане.

Мы рассылали огромное количество приглашений, мы делали рассылку, анонсировали наше мероприятие. Но приходило не больше 15 человек. В последний раз, когда мы это делали на Старой площади, получилось, что мы накануне поменяли локацию в целях безопасности. Нам надо было проверить, не пришли ли люди на старую локацию, и мы туда сходили. А там уже шёл митинг людей с плакатами против геев.

На нас были нападения

Мы постоянно говорили о том, что нам нужно, чтобы люди перестали бояться. Поэтому мы делали максимально открытые мероприятия. Но, будучи открытыми, мы постоянно сталкивались с риском и опасностями. И когда наступил момент, когда мы поняли, что налево пойдёшь – будет это, направо пойдёшь – будет то, тогда мы приняли решение, что нам нужно уезжать.

У нас были проблемы с полицией, у нас были проблемы с соседями в той локации, где был наш офис. На наших сотрудников нападали всё время, их избивали и тому подобное. Привлечь нас было не за что, все это прекрасно понимали. Как не за что было преследовать тех ребят, которые сделали плакат с Курмангазы и Пушкиным. На нас не раз были нападения, мы обращались в полицию, но всегда получалось так, что нас не защищали, и мы всегда оказывались в позиции жертв. В Казахстане есть огромная проблема, что всё не работает так, как оно декларируется. И отсюда коррупция и недобросовестность сотрудников полиции.

Что произошло в Швеции

Миграционное управление отказало нам в виде на жительство. Тут была и вина адвоката, и наша, что мы не смогли, наверное, правильно объяснить нашу ситуацию. Адвокат в заявлении написала, что мы жили в Казахстане как открытые геи на протяжении всей своей жизни, что было абсолютной неправдой. И мы получили отказ. Мы не смогли вовремя достучаться до ЛГБТ-правозащитных организаций. Потому что ЛГБТ-дела специфичны.

Сейчас в Швеции для них отдельный порядок рассмотрения. Но когда мы приехали, этого всего ещё не было. У нас не было специального адвоката, у нас был переводчик, которому пришлось объяснять, что такое ЛГБТ. Всё это накладывалось одно на другое. Потом был суд, который был абсолютной формальностью. И уже решение Верховного суда было негативным – по решению суда мы должны были покинуть Швецию.

Меня, как животное, держали в клетке

Мы решили вести с миграционным управлением диалог. Мы писали заявления, они отвечали. Пока они рассматривали заявления, они не могли нас депортировать. Нам всегда было что сказать, так как изначальное решение миграционного управление было абсолютно необъективным. Потом были какие-то обстоятельства в Казахстане, которые подтверждали нашу позицию: обсуждение закона о запрете гей-пропаганды, ситуация с "поцелуем" Курмангазы и Пушкина и так далее.

Морально было очень тяжело, наши встречи с чиновниками из миграционного управления были очень напряжённые. Мы стояли на границе законности. Они не могли нас выслать, но миграционное управление пыталось это сделать. В какой-то момент они сказали, что им кажется, что мы не хотим с ними сотрудничать. Хотя мы являлись на все встречи, мы абсолютно открыты. Нам выслали приглашение в полицию. Сначала на интервью явился Никита, его закрыли в миграционный лагерь, это было безосновательно. Потом то же самое было со мной.

В миграционном лагере мы провели полтора месяца. Там нет вооружённой охраны, там есть люди, которые абсолютно асоциальны и могут нанести физический вред, передо мной часто были драки. Я понимал, что нечто подобное может произойти и со мной. Я понимал, что я несвободен, что меня, как животное, держат в клетке. Всё это меняет взгляд на жизнь.

Путь к свободе

Нас с Никитой то вместе держали, то разделяли. В конце концов поместили отдельно, хотя знали, что мы пара. Никита объявлял голодовку, он очень плохо себя чувствовал. Когда он вышел из больницы, он фактически не ходил, настолько сильно ослаб. И так-то у него было не самое лучшее здоровье.

Потом уже подключились местные правозащитные организации, местные ЛГБТ-организации встали на нашу сторону. Представляете, в январе прошлого года мы связались с одним журналистом, которого очень сильно заинтересовала эта история. Он сообщил нам, что 21 января выйдет публикация о нас. И тут 21 января в 6 утра к нам приходят сотрудники миграционного управления и говорят: "Вставайте, вас депортируют". Для нас подготовили целый самолёт, хотели разными самолётами отправить, но мы уговорили, чтобы был один. Нас в наручниках повезли в аэропорт. И у меня оставались считанные минуты.

Я попросил: "Дайте мне эту газету, вы не понимаете, что вы делаете". Никите стало плохо, его повезли в больницу. Они стояли и думали, отправить меня одного в Казахстан или оставить пока нас двоих. У меня наступило такое состояние, когда я понял, что это последняя точка, что я сделал всё, что мог. И теперь я уже ничего сделать не могу. И это такая какая-то свобода от всего. Я подумал: "Окей, это конец". И буквально через две-три минуты этой пустоты подходит полицейский и говорит: мы едем обратно. Дал мне конфетку и повёз меня обратно. С этой минуты начался отсчёт моей новой жизни.

Иногда мне кажется, что я в тот момент умер, и всё, что со мной теперь происходит, – это плод моей фантазии. Всё, что мы делали на протяжении пяти-шести лет, эти попытки защитить себя в своей жизни, меры, которые в итоге привели нас в тюрьму – всё это в один момент сработало. Всё случилось за несколько минут. Если бы эта статья вышла на один день позже, эта история уже была бы другой. Это огромное космическое совпадение. В такие моменты я нахожусь в смятении, потому что я человек неверующий и не верю в совпадения. Мы вообще запрыгнули в последний вагон уходящего поезда. Потому что через несколько дней в Швеции приняли закон, который очень сильно ограничивает людей в праве получения вида на жительство.

В Казахстане даже само ЛГБТ-сообщество не едино

Был снят ролик, который показывали в пьесе Ольги Малышевой, в нём я вкратце рассказал, кто я и чем занимаюсь, и какие у меня были проблемы. Ролик стал популярным. И я там я был в пиджаке, сейчас он висит на выставке, посвящённой правам ЛГБТ, – такой символ борьбы.

После того, что случилось, люди в Швеции относятся ко мне с уважением. Они говорят: "Good work". Потом меня начали звать на митинги, на конференции. Пошла деятельность.

Я считаю, что в принципе неправильно разделять людей на группы. Мы прекрасно понимаем, что у людей есть различные точки зрения, но разделять их и говорить, что вот это гомофобы, а это геи, – это то, что лежит в основе любого раскола общества. Проблема Казахстана, мне кажется, в том, что общество разделено на эти мелкие группы, объединённые какими-то идеями. Почему геи уезжают из Казахстана? У меня много знакомых, которые через работу, через прошение убежища, через знакомых просто берут и уезжают. Потому что в Казахстане даже само ЛГБТ-сообщество не едино. У него нет возможности каким-то образом сплотиться.

Я бы хотел, чтобы через 5 лет в Казахстане прошёл гей-парад

Борьба с миграционным управлением заняла у меня 4,5 года. Тем не менее те свободы, которые предоставлены ЛГБТ-людям в Швеции, дали мне возможность победить в этой войне с системой и отстоять свои права. Государство там защищает представителей ЛГБТ от нападок, это даёт возможность быть открытым перед обществом, пропадает зажатость из-за того, что ты не такой, как все. Причём то, что ты "не такой, как все" – это абсолютно навязанная обществом модель, из-за этого и возникает раздробленность.

В Казахстане любое меньшинство не может объединиться в защиту своих интересов с какими-то другими меньшинствами. По сути, любой человек относится к какому-либо меньшинству: национальному, религиозному, гендерному, сексуальному, социальному. Но при этом в Казахстане всё строится на том, что общество не защищает совокупность меньшинств, оно защищает ту часть, которую условно называют большинством. И в этом ошибка построения общества, это порождает неповоротливость политической системы. Люди порождают какую-то большую силу и, грубо говоря, поклоняются ей. А что делать людям, которые вне этой игры? Допустим, геи. Если человек в Казахстане выйдет и открыто скажет, что он гей, – да, возможно, он чего-то добьётся, но ему будет в тысячу раз сложнее, будет риск для жизни, для здоровья, будет множество рисков.

Я бы хотел, чтобы через пять лет в Казахстане прошёл гей-парад. Я верю, что в Казахстане возможно изменение ситуации в лучшую сторону, что даже будет возможность провести гей-парад. Но сегодня говорить об этом рано, потому что это будет провокация, которая изменит всё в худшую сторону. Нужно проводить работу, которая улучшит ситуацию, подготовит фундамент. Я знаю, что в Казахстане сейчас есть ЛГБТ-организации, которые что-то делают, чтобы изменить ситуацию. Если поставить цель, то это очень даже возможно.