Когда на день рождения или еще какой-нибудь праздник маме дарили очередной сервиз, она убирала его поглубже в стенной шкаф со словами: «Это тебе приданое». Скопившейся посуды за долгие годы хватило бы, наверное, на небольшой магазин, но к счастью сервизы можно передаривать. Поэтому часть моего «приданного» равномерно распределено по шкафам наших друзей и родственников.
Я не знаю, о чем она могла знать, а о чем – только догадываться. С мамой у меня была очень тесная связь – она делилась всеми переживаниями, рассказывала о успехах и планах. Наверное, она ждала от меня того же, но слышала от меня только истории о учебе, а позже – о работе. О большем она не спрашивала. Ну, знаете, этот стандартный набор «Есть девочка в классе/группе/коллективе, которая тебе нравится?» За 31 год нашего с мамой знакомства, я ни разу не рассказывал о своей личной жизни. Лишь однажды, когда я расстался со своим первым парнем, я в слезах звонил ей, и я точно помню, что я говорил: «Мамочка, пожалуйста, ни о чем не спрашивай. Просто скажи, что все будет хорошо». И она ответила: «Ну конечно же, Данечка, все будет хорошо». Позже ни я, ни она не возвращались к этому странному звонку. Если бы она только знала, как она меня тогда поддержала, если бы она только знала, сколько я всего хочу рассказать…
* * *
Мое детство прошло в городе Текели, и большая часть пришлась на 90-е годы. Папа потерял работу шахтера, и всю семью тянула мама, которая работала на двух работах. С утра – в средней школе преподавала музыку, затем приходила в час, обедала. А потом непременно час сна. Это святое! А потом – в музыкальную школу, чтобы вести «хор». Домой возвращалась в 18:30. Папа готовил ужин, и мы всей семьей ждали, когда мама вернется с работы, чтобы сесть за стол вместе. Что было на ужин, я помню смутно. Помню, что очень часто была жаренная картошка и макароны с томатной пастой. Я не знаю, как 90-е переживали взрослые, но нам, детям, было прикольно. Мое самое любимое время было – это когда мамины подруги приходили к нам в гости вечерами вязать при керосиновой лампе. Это были праздники воспоминаний из жизни. Было прикольно. Прикольно было облизывать упаковки от Yupi, а чтобы совсем круто – от Zuko. Но самое прикольное было – это видик. Целыми семьями мы собирались и смотрели по нескольку раз одни и те же фильмы, и когда были откровенные сцены, мама закрывала глаза старшему брату. «А Даник почему смотрит?», - возмущался он. «Он маленький, он еще ничего не понимает», - отвечала мама. Позже, когда вновь разыгрывались откровенные сцены, я вырывался из маминых ладоней с криками «Я маленький, я еще ничего не понимаю!».
А однажды в одном из фильмов прозвучало слово «голубые».
«Мама, а кто такие голубые?», - спросил я.
И мама ответила: «Голубые это мужчины, которые любят мужчин». Всё.
Она еще не знала тогда, от какого количества психологических травм, психозов и неврозов она меня уберегла своим спокойным и простым ответом. Ведь позже, когда я начал замечать, что с девочками лучше всего дружить, а на мальчиков лучше всего смотреть, у меня не возникло ни одной дурной мысли о том, что я какой-то неправильный. На подсознании были мамины слова, в которых не было и намека на осуждение. Ну раз мама так сказала, значит, всё нормально.
Позже она спасала меня еще не раз, особенно от назойливых посторонних, которым все было интересно, когда же Данияр уже женится. Она отвечала с юмором: «Что он вам сделал плохого, что вы его все женить хотите? Пусть сначала начнет зарабатывать, пусть степень получит, а потом уже о женитьбе думает». Моя мамочка, моя защитница.
Когда мы с друзьями и подругами обсуждали свои стратегии относительно признания родителям, я рассказывал о своем решении: «Если мама меня напрямую спросит, я ей не стану врать, отвечу, что я гей. Сам говорить не буду – не думаю, что это знание сделает ее счастливее». А может быть я был не прав? Может быть стоило рассказать, чтобы она до конца узнала – кто ее сын, как и с кем живет, чем увлекается, чем дышит. Может быть я не расслышал ее намеков, ее просьбу поделиться с ней моей тайной. Однажды она стала фанаткой сериала Glee («Хор») – ох уж она его нахваливала, и всячески пыталась заманить его смотреть. «Ты знаешь, там так интересно – в главных ролях дети, которые отличаются от большинства – на коляске есть, цветные, однополая любовь тоже показана», - рассказывала она. Пыталась ли она мне подсказать, что ей все равно, кто ее сын, и что главное, чтобы он был счастлив?
Этого я теперь не узнаю – мамы внезапно не стало минувшей осенью. Я ничего не рассказал ей, она – мне. Знала ли она? Думаю, что все-таки знала, и оберегала, как могла оберегала. Кто знает, если бы у нас было побольше времени, может быть у меня хватило бы отваги, и мы познакомились бы с ней еще раз. По-настоящему.