В казахстанском праве слова “лесбиянство” не существовало до 1998 года. Как же оно туда попало?
В “Докладе о выполнении Конвенции о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин”, утвержденном постановлением Правительства от 3 декабря 1999 года N 1851 говорится, что до 1 января 1998 г. понятие "лесбиянство" не было включено в законодательство Казахстана.
В докладе написано, что Новый Уголовный кодекс (от 01.01.1998) отменил наказание (лишение свободы до трех лет) за мужеложество, которое, исходя из правоприменительной практики, понималось как добровольный половой акт между мужчинами, считавшийся аморальным и противоестественным. При этом была введена новая статья 121 "Насильственные действия сексуального характера", которая не только определила мужеложество как действия сексуального характера с применением насилия или с угрозой его применения, но и ввела новое определение “лесбиянство”.
Лесбиянство в качестве “женского” варианта мужеложества было включено также в две новые статьи "Половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста" (ст. 122) и "Понуждение к половому сношению, мужеложеству, лесбиянству или иным действиям сексуального характера" (ст. 123).
Тут возникают два вопроса:
- Откуда в Уголовном кодексе РК вообще взялось понятие “лесбиянство”?
- Зачем нужна статья “Насильственные действия сексуального характера”, если существует статья “Изнасилование”?
Давайте разберемся с первым вопросом. Для этого нам придется мысленно перенестись в… Россию 90-х годов. В это время Российская Федерация под руководством Бориса Ельцина пыталась повернуться лицом к Западу, начала строить демократические институты. Более свободной, чем в 90-е годы, в плане свободы прессы и возможности самовыражения, Россия не была ни до, ни после. Чтобы интегрироваться в сообщество европейских стран, власти начали процесс присоединения России к Совету Европы. Это было не просто, ведь если хочешь войти в чистый дом, грязную обувь придется оставить за порогом. А у России был такой багаж античеловеческих процедур и законов, что с этим набором ни о каком Совете Европы и думать было нельзя. Одним из таких позорных пунктов была криминализация добровольных сексуальных отношений между мужчинами.
Игорь Семенович Кон в книге “Лунный свет на заре” пишет: “Процесс декриминализации гомосексуальности затянулся до 27 мая 1993 г., когда был опубликован Закон о внесении изменений в Уголовный кодекс РСФСР, Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР и Исправительно-трудовой кодекс РСФСР, который отменил статью 121.1. Сделано это было главным образом под давлением международного общественного мнения, чтобы облегчить вступление России в Совет Европы, без широкого оповещения и разъяснения в средствах массовой информации. После этого развернулась борьба вокруг нового Уголовного кодекса РФ”.
Мы не можем утверждать на 100 процентов, но борьба, о которой пишет Кон, развернулась, судя по всему, между прогрессивными силами и гомофобными реакционерами, которых не устраивала декриминализация мужской гомосексуальности. Поэтому “был принят компромиссный вариант. В новом УК (РФ - прим. ред.), вступившем в силу 1 января 1997 г., особой статьи о мужеложстве нет, но статья 132 «Насильственные действия сексуального характера» предусматривает, что «мужеложство, лесбиянство или иные действия сексуального характера с применением насилия или угрозы его применения к потерпевшему (потерпевшей) или к другим лицам либо с использованием беспомощного положения потерпевшего (потерпевшей) наказываются лишением свободы на срок от трех до шести лет”.
Глядя на даты, становится очевидно, что новый казахстанский Уголовный кодекс тесно связан с российским. По большому счету это было проявление колониальной инерции, когда в казахстанское право переносились чуть не под копирку все изменения, которые происходило в российском законодательстве. Справедливости ради нужно сказать, что в тот раз слепое подражание позволило казахстанским гомосексуалам вздохнуть с облегчением - с 1998 года их любовь больше не была преступлением. Однозначно, для Казахстана это был прогрессивный шаг. Однако могли ли мы исключить термин “мужеложество” и не заимствовать какое-то нелепое “лесбиянство”, которое вдруг появилось в российском Уголовном кодексе?
И здесь мы подходим к ответу на второй вопрос, а именно, чем же “изнасилование” отличается от “насильственных действий сексуального характера”?
Дело в том, что еще с советских времен под изнасилованием понимается преступление, которое можно совершить только в отношении женщины. Такой же подход наблюдается в современной казахстанской практике, это подтверждает разъяснение Верховного суда Казахстана от 2007 года, который в своем нормативном постановлении пишет: “Под изнасилованием следует понимать половое сношение в естественной форме с лицом женского пола против или помимо его воли, совершенное с применением насилия или с угрозой применения насилия к потерпевшей или другим лицам, либо с использованием беспомощного состояния потерпевшей.”
Итак, в 1993 году в российском уголовном праве родилось противоречие. Мужчина женщину изнасиловать может. Женщина - мужчину, женщина - женщину, или мужчина - мужчину… ну, исходя из мировоззрения законодателей, нет. Изнасилованием вы это назвать не можете, так как (еще раз повторимся) - изнасиловать можно только женщину, да еще и только “в естественной форме” - что бы это ни значило. Но что делать, например, с сексуальным насилием мужчины в отношении мужчины, если вы только что отменили такую удобную статью за мужеложство? У вас не остается другого выхода, кроме как придумать новое понятие. Так появилась статья “Насильственные действия сексуального характера”. И там же возникло неуклюжее слово “лесбиянство”. Вот как это объясняет Игорь Кон: “Упоминание лесбиянства, которого не было ни в одном русском уголовном законодательстве, формально есть шаг назад, но фактически это своеобразная, хотя довольно комичная, дань принципу равенства полов”.
Могло ли казахстанское право избежать этих выдуманных россиянами сущностей? Однозначно - могло: достаточно было признать, что изнасилование - это преступление одного лица против другого лица. Кроме того, такой вариант отменил бы законодательное закрепление мужской и женской гомосексуальности, как противоестественного явления.
Ведь как получается, закон сообщает нам, что есть два вида сексуального насилия: “в естественной” и “неестественной” форме. И первое мы называем изнасилованием, а второе - насильственными действиями сексуального характера. Одно и то же явление носит два разных названия. На наш взгляд, практическая польза такой избыточности маловероятна, все это было придумано и сохраняется только с одной целью: поддержка гомофобного дискурса.